Леон Тоом 3

Цитируется по: День поэзии 1971. М., “Советский писатель”, 1971, 224 стр.

Он никогда не называл себя поэтом, но всегда оставался им - в работе, в жизни. Поэзии исполнены его лучшие переводы, особенно переводы с эстонского. Поэзией отмечены его подчас не лёгкие, не простые, но всегда благородные отношения с людьми. Поэзией продиктована его требовательность к литературе, которую он так прекрасно знал, к жизни, которую он так заразительно любил.

Т. Жирмунская

* * *
Я знаю всё и многого не жду.
Но я вчера с тобою был так счастлив,
что предпочту скорее ждать беду,
чем разбираться в ворохе напраслин.
Осенний дождь. Бетxовeна концерт.
Полухолодный, полутёплый вечер.
Печать доверья на твоём лице
оправдывает всех красивых женщин.
Пускай хоть так, пускай хоть иногда,
не ежечасно и не вечер каждый.
Пускай доступна изредка вода,
хотя всегда одолевает жажда.

В ПОЕЗДЕ
Как-то в поезде я ехал,
было в нем пятнадцать окон:
справа — семь и слева — восемь, —
прямо выставка картин.
А дорога проходила
через лес и почему-то
справа были — лишь березы,
слева — ели и сосна.
Солнце било прямо в крышу,
и темно в вагоне было,
но зато деревья ярко
были все освещены.
И мои пятнадцать окон
все светились, как картины,
что висели аккуратно
в черных рамах на стене.
Справа были лишь березы,
слева — сосны лишь и ели,
слева был могучий Шишкин,
справа — только Левитан.
В два ряда они висели —
все отличные полотна.
Старикам пришлось изрядно
над картинами потеть.
Это были их шедевры,
первоклассные творенья,
и картин ни до ни после
лучше не было у них.
Слева был могучий Шишкин,
Левитан могучий — справа,
слева было ровно восемь,
справа было ровно семь.
Я подумал: хорошо бы
написать такую стенку —
иль березы, или сосны —
в самом деле хорошо!
1952

***
От любви неразделённой
он не умер, нет.
В комнатушке захлaмлённой
он лежит, одет.
Рыжий и жестковолосый,
сумрачный с лица…
Но откуда эти слёзы,
слёзы без конца?
Столько влаги, столько соли -
льёт как из ведра…
И при этом нету боли,
нету ни черта.
Нету мрака, но и свету
нету - вышел весь…
Нету, нету, нету, нету -
вот и всё, чтo есть.

***
Счастлив кто? Солдат на службе:
он отслужит год-другой, -
нет на свете счастья больше,
чем из армии домой.
Счастлив, кто из заключенья
возвращается домой:
всё на свете будет счастьем
по сравнению с тюрьмой.
Очень счастлив тот влюбленный,
чья подруга далека:
встретятся, так будут оба
счастливы наверняка.
И выходит, что со счастьем
близко все знакомы мы:
кто не пережил разлуки,
армии или тюрьмы?

***
Серые дни - без страдания,
Скучные, светлые дни.
Вежливость, знаки внимания,
шутки – зачем они?
Солнце и холод. На бритые
щеки садится пыль.
Есть ведь моря открытые,
дикий степной ковыль.
Есть ведь собачья усталость
И лошадиный сон.
Нас же достатком сковало,
как ни ничтожен он.

1947

***
Освобождают
милуют,
прощают
и мудрых старцев
и слепых котят.
Актируют,
судимости снимают…
Того гляди –
и нас освободят.
Вот-вот и нам
случайно уцелевшим,
не профильтрованным
сквозь Страшный суд,
ни за что и не про что
не сидевшим,
тоже может быть,
чего-нибудь дадут.
Дадут всего!
На все потрафят вкусы,
у всех нащупав
слабую струну;
дадут и колбасы,
и кукурузы –
дадут всего,
но только не страну.

1956

Леон Тоом 2

Из журнала поэзии «Арион» №2, 2002

Леон Тоом
ЧЕЛОВЕК ИЗ 50-х

В юности он был актером знаменитой студии Алексея Арбузова и Валентина Плучека. Во время войны студия стала фронтовым театром и выезжала со спектаклями в Среднюю Азию, в Полярное, на северный и центральный фронты. В те годы вместе с Леоном Тоомом во фронтовом театре работали Александр Галич и Леонид Агранович.

В 1945-м его призвали в действующую армию, зачислили в эстонский стрелковый корпус. Так он впервые попал на родину предков, и она покорила его. С ней он связал свою дальнейшую профессиональную судьбу.

Как и его мать, эмигрантка из Эстонии писательница Лидия Тоом, Леон стал переводчиком эстонской литературы на русский язык. Работал со всеми жанрами, но предпочитал поэзию. В начале 50-х он окончил Литературный институт им. Горького, был принят в Союз писателей. В годы “оттепели” в его переводе вышли первые книги эстонских поэтов. За двадцать лет литературной работы он перевел произведения более тридцати эстонских авторов — классиков и современников.

Легко осваивал иностранные языки: переводил также французскую, немецкую, польскую, финскую, венгерскую, чешскую, словацкую, латышскую, литовскую, бельгийскую, итальянскую поэзию.

Но о том, что он сам писал стихи, знали немногие. Он не читал их в компаниях, крайне редко публиковал. Единственный его поэтический сборник издали уже посмертно.

Леон Тоом — одна из самых романтических фигур литературной Москвы 50—60-х годов. Человек блестящего ума и неотразимого обаяния. Великолепный спортсмен — отважный, рисковый. Немногословный собеседник, любимый всеми за проницательность и юмор. После 20-го съезда его острота “поздний Реабилитанс” облетела всю столицу. Друзья поэты посвящали ему прекрасные стихи. Одно из них принадлежит Давиду Самойлову:
Прощай, мой добрый друг!

Прощай, беспечный гений!

Из всех твоих умений

Остался дар разлук...

Он погиб, упав из окна своей квартиры. Причины до сих пор не ясны. “Может быть, — напишет в воспоминаниях Самойлов, — Тоом своим глубоким умом раньше других прозревал тупики грядущего?”

Леон Тоом был из тех литераторов, кто в трудное для страны время сохранил достоинство. Он заслужил, чтобы о нем помнили.

Анна Тоом

Леон Тоом (1921-1969)

“Кажется, сама судьба уготовила ему роль переводчика эстонской поэзии”, – писал Борис Слуцкий в предисловии к посмертному “Избранному" Леона Тоома (Таллин, 1976), куда вошло более 200 страниц его переводов из эстонской поэзии и страниц 60 его оригинальных произведений. В самом деле, Тоом был по крови эстонцем и знал эстонский, даже, как бережно отмечали составители немногих справок о нем в советское время, “военную службу проходил в Эстонии” (1945-1946). Заочно окончил Литинститут, позже много – чересчур много – переводил эстонские стихи и эстонскую прозу, иной раз по зову сердца, иной раз по соображениям экономическим, а иногда и потому; что не мог отказать эстонским друзьям.
http://www.vekperevoda.com/1900/ltoom.htm
"Одним из зачинателей перевода эстонской поэзии на русский язык после войны был Леон Тоом.Я хочу сказать о нем несколько слов. Он мой ровесник. Он трагически погиб несколько лет назад. ...
Леон Тоом был московский эстонец. Его мать Лидия Тоом была известной переводчицей эстонской прозы и драматургии, а сыну она с детства привила любовь к родному языку и литературе. Кстати, именно он составил первую антологию эстонской поэзии на русском языке. Там были не только современные поэты, но и Лийв, и Койдула.
...Леон Тоом перевел на русский язык «Ледовую книгу» Юхана Смуула и она сразу приобрела огромную читательскую аудиторию, а потом и другие произведения Смуула стали очень популярны." Из интервью с Давидом Самойловым

Он самостоятельно выучил французский и польский языки. Разобравшись в опубликованной части наследия Тоома и отчасти в архивах, составитель этой антологии пришел к неожиданному выводу: с почти родного эстонского Тоом перевел много, но это не лучшие его переводы, – сравните с его же франкоязычными бельгийцами и поляками. Погиб в 1969 году при невыясненных обстоятельствах - упал из окна своей квартиры. Есть версия, что он мог покончить с собой. В 1976 году издана книга стихов Л. Тоома "Избранное". Похоронен Л. Тоом на Переделкинском кладбище у берега Сетуни.

ЮХАН ЛИЙВ (1864-1913)

В ИВАНОВУ НОЧЬ

Какая ночь! Не ночь – мечта!
Не шелохнется ни листа...
Сверкай же серебром, роса,
а вы, девичьи голоса,
звените без умолку!

(Десять лет спустя)

Кой бес на луг меня понес?
Промокнешь по росе, как пес!
Да комары чертовски злят,
да девки голосят не в лад...
Охота ж выть без толку!


АУГУСТ САНГ (1914-1969)

НОЧНОЕ

Я закричал от ужаса во сне,
и нечисть нехотя в углы полезла...
Кошмар. Бессонница. Толчок извне.
Я сознаю, что спорить бесполезно,

и выхожу. Иду. Бегу бегом,
далеким призываемый призывом.
Ни зги в предместьях. Дождь. Но путь знаком –
он оборвется над морским обрывом.

Гремит волна. Стучит сухой тростник.
Маяк, упрямец, на ветру кренится.
А волны – вдребезги: для всех для них
у ног моих – последняя граница.

Луна сквозь драный полог тучевой
лучом пробилась – черным, словно горе...
Жизнь! Дикий идол! Ты любима мной!
И дождь! И ночь! И ураган! И море!